Чего боятся японцы? Истоки жанра j-horror

Когда я только начинал увлекаться Японией, меня поразила сцена из аниме «Х\1999», где один из персонажей пересказывает легенду о том, что под каждой цветущей сакурой зарыт покойник. Этот образ как нельзя лучше передает сочетание красоты и смерти в мировоззрении целого народа. Для европейца странным и подчас диким кажется одержимость насильственной смертью, присущая японцам. Недаром жанр ужасов является излюбленным в их культуре.

В Японии красота убивает. Люди западного менталитета склонны наделять свои страхи уродливыми и гротескными лицами, в то время как призраки, преследующие самураев, чаще всего предстают в виде женщин и детей. Неразделимое сочетание кошмарного и прекрасного было особенно заметено во время Великой Азиатской войны, когда японцы творили ужасы не только в искусстве. В то время как нацисты носили на фуражках «мёртвые головы», в стране Ямато господствовал флористический код национализма. Даже управляемая бомба знаменитых камикадзе получило название «Ока» — лепесток сакуры.

Ритуальное самоубийство давно стало одной из визитных карточек Японии и самым узнаваемым элементом ее культуры.

Такой странный симбиоз имеет корни глубоко в японской истории. Задолго до появления племенного союза Ямато жители Японского архипелага уже имели самобытную культуру, на которую тысячелетиями позже был наложен плотный слой китайского влияния. Расположенная в нестабильном тектоническом регионе, Япония постоянно испытывала на себе буйство стихии: землетрясения и цунами. Китайская Поднебесная империя издревле пыталась подчинить себе природу, как в реальном, так и в мифологическом пространстве («Во времена Яо воды потопа разились до небес… тогда Яо стал искать человека, способного обуздать наводнение»), предки японцев же воспитывали философское терпение, граничащее с фатализмом. Живописная природа архипелага была полна скрытых опасностей, и люди жили с пониманием того, что их будущее зависит исключительно от ее капризов, ведь строительство дамб или возделывание рисовых полей невозможно в стране, три четверти которой укрывают горы и густые леса.

Главной проблемой в Японии всегда были не землетрясения или цунами, а вспыхивающие при этом пожары. Недавняя катастрофа на АЭС Фукусима не стала исключением.

Впрочем, куда страшнее подземных толчков для японцев были болезни и пожары. Особенно после того как возникли первые города. Сделанные из соломы или рисовой бумаги дома сгорали за считанные секунды, не оставляя жильцам шансов на спасение. Недаром богиня Идзанами погибла во время родов, когда на свет появился бог огня Кагуцути. Огонь буквально принес смерть в мировоззрение островного народа. Не меньшим бедствием было моровое поветрие, выкашивавшее людей целыми городами. По иронии судьбы вспышки болезней приходились на весну, время цветения сакуры — самый прекрасный сезон в японском календаре. Кружащие на ветру умирающие лепестки не могли не напоминать бессильным перед болезнью людям о скоротечности жизни.

Именно благодаря этим обстоятельствам в сознании японцев возникла прочная связь между гибелью и цветением, которую позже воспел классик Юкио Мисима в эссе «Солнце и сталь». Народ, столетиями практикующий моральное харакири просто не мог создать иной культуры.

Истории об ужасах, в древности представленные воплощенными силами природы, отделились от религии в самостоятельный жанр с появлением в Японии буддизма. Учение о карме предполагало неизбежность воздания и возмездия, орудием которого и стали призраки. Чаще всего такая роль отводилась женщине — в суровом патриархальном обществе у слабого пола не было другой возможности отомстить обидчику. Новый жанр, повествующий о сверхъестественном и ужасном, получил название «кайдан» — что значит просто «мистическая история». С тех пор юрэй — мстительные духи — прочно вошли в жизнь японцев и последовали за ними даже в сверхсовременные мегаполисы.

По мнению многих авторитетных японистов праздник ханами (любование сакурой) восходит к культу мертвых и призван укротить духи болезней.

Изменились времена, китайское влияние сменилось на европейское, но за внешним космополитизмом современного j-horror’а, приглядевшись, можно все также увидеть предков японцев, созерцавших отцветающую сакуру на фоне погребальных костров.