Момосуке и безголовый призрак

В восьмой год эпохи Кэйтё бродил по дорогам страны Ниппон один ронин по имени Момосуке. Его господин, Кимура Удзисато, погиб в битве при Сэкигахара вместе со многими сторонниками Тоётоми Хидэёри, разбитыми армией нынешнего сёгуна Токугавы. Сам Момосуке спасся чудом - потерявшего сознание от ран, его с поля битвы вынес верный конь. Но, как известно, нет для самурая ничего хуже, чем остаться без господина, а потому Момосуке не раз задумывался о совершении сэппуку. Останавливали его лишь слова господина Кимуры о том, что нет особой чести попусту сложить свою голову. Самураю даровано право умереть за господина, говорил он, а не после него. Самурай не должен спешить бесцельно покинуть этот мир, даже если господин мертв. А потому Момосуке стал ходить из деревни в деревню, где за рис давал молодым самураям уроки владения мечом, ибо в этом он был известный мастер. А иногда, плюнув на свое происхождение, просто помогал крестьянам с их делами, лишь бы вечером была у него миска риса да тыква полная сакэ.
Ходить ему пришлось пешком - пока он отлеживался раненным после битвы в какой-то развалюхе, неизвестные воры украли у него и коня и доспехи, оставленные на улице. Так и остался Момосуке только при своих мечах, которые даже в бреду не выпускал из рук, да остром языке. И вот как-то раз, под самые осенние дни Хиган, забрел Момосуке в одну деревню, что находилась в местности Ёсино.
Не радовала глаз эта деревня. Заборы и дома стояли покосившиеся, на улицах грязь, да и люди какие-то странные. Все жалкие, оборванные, по стенам жмутся, а в глазах страх затаился. Таращатся на Момосуке, пальцами на него показывают да между собой перешептываются. Как будто самурая никогда не видели. Однако же никто Момосуке слова не сказал, не подошел. Так прошел он полдеревни, когда вышел ему навстречу седой дед, опирающийся на плечо совсем юной девушки, да такой красавицы, что не у каждого даймё при дворе встретишь.
- Здравствуйте, господин самурай, - говорит дед. - Я деревенский староста Дайкуро. А это моя дочь Макико.
Поздоровался и Момосуке.
- А скажите, дедушка, - спрашивает, - Что это у вас все на меня так пялятся, как будто я не я, а черт из преисподней вылез?
Покачал дед головой и говорит:
- Не к добру, господин самурай, вы нечистую силу упоминаете в наших краях, ой не к добру... Но, должно быть, вы устали с дороги и проголодались. Позвольте вас накормить сначала, а за ужином я и разъясню все. Хотя, господин самурай, зря вы в наши края забрели... А вы чего налетели как вороны? - прикрикнул дед на крестьян. - А ну марш по домам, вечер уж скоро!
Удивился Момосуке таким словам. Сколько жил он на свете, а никогда с нечистой силой не встречался. А тут - на тебе. Но в животе у него урчало, да и прав был дед - ночь на носу. Так что если в этих краях какие чудовища водятся, то в темноте с ними лучше не встречаться.
В доме старосты, поглощая варёный рис, Момосуке бросал украдкой взгляды на Макико и удивлялся тому, как такая девушка могла миновать внимание местного даймё и содержателей веселых кварталов. Но спрашивать у Дайкуро об этом было бы неуместно, а потому он завел другой разговор.
- Скажите, дедушка, что же такого случилось здесь, что заставляет вас вздрагивать от одного упоминания нечисти?
- Ох, господин самурай, - вздохнул Дайкуро. - Не хотелось мне вас расстраивать, да придется. Проклята наша деревня. Вот уже третий год, как каждую ночь приходит к нам страшный призрак, бродит между домами, людей пугает и требует жертв.
Момосуке при этих словах чуть не подавился рисом.
- Что за жертвы такие?
- Да всего у нас в деревне несколько детей было... А теперь вот только моя дочь и осталась.
- Так он детей забирает?
- Именно, господин самурай. По одному ребенку на каждое равноденствие. Пробовали мы в первый раз не отдавать ему ребенка, да он такое устроил... Тогда я и поседел. Призрак так буйствовал, так мы страху натерпелись... А потом люди умирать начали, один за другим, каждый день по человеку. Пришлось нам маленького Фусу и отдать, - старик покачал головой. - Чуть родителей его не зашибли, он у них единственный сын был...
- А что же они не сбежали или не пригласили монахов, чтобы изгнать призрака? - удивился Момосуке.
- Пробовали, да как выяснилось, одним призраком проклятье не ограничивается. Никто ни уйти из деревни не может, ни войти в нее. Кто убежать пытался, говорят - в какую сторону не пойдешь, все одно обратно приходишь. А вы, господин самурай, первый живой человек, который пришел сюда за три года. Потому-то люди на вас так и смотрели. Я и сам, честно говоря, не знаю что думать.
Ай-ай-ай, вот это попал, подумал Момосуке, и от удивления стал почесывать себе затылок. И какая нечистая меня в эти края занесла? Ведь будь он какой бонза, так прочитал бы пару-тройку молитв и изгнал бы зловредного призрака. Или был бы волшебником, вроде сказочного Абэ-но Сэймэя, так запер бы дух в тыкву, магической полоской-фуда запечатав. А он ведь самурай, и кроме как фехтовать, ничему более не обучен.
Но тут упал взгляд его на красавицу Макико, и сжалось сердце Момосуке. Ведь на носу уже осеннее равноденствие, со дня на день и ее очередь придет. До того ему жалко девушку стало, что отставил он свой рис и говорит:
- Вот что, дедушка, хоть я не волшебник и не монах, а не могу смотреть, как чудовище над всей вашей деревней измывается. Не буду сегодня ночью спать, пойду посмотрю, что это за призрак такой, что невинные детские души ему покоя не дают. Глядишь, что-нибудь да и придумаем.
Старик, услышав эти слова, аж затрясся, подполз к Момосуке, кланяется, за руки хватать начал.
- Господин самурай, да как же так? Да мы для вас все сделаем, только помогите моей Макико! Ведь я лучше сам ее жизни лишу, чем этому чудовищу отдам! Давно бы уже жизни лишил, да посмотрите, какой она цветок! Разве ж на такую рука подымется? Но не сегодня-завтра все равно придут и отнимут ее у меня, потому что нет больше детей в деревне. Все надеются, что как только призрак заберет Макико спадет заклятье!
Тьфу на вас, подумал при этих словах Момосуке, что за люди! Детей своих скормить призраку готовы, лишь бы самим в живых остаться. До какого греха страх только не доведет.

Как стемнело, вышел Момосуке на улицу, караулить чудовище. Старик его проводить побоялся, только до порога дома и довел. Три года, говорит, его здесь видим, никаких сил больше нет терпеть. А сам цепляется за самурая, шагу ступить не дает. Момосуке еле от него отбился, затолкал деда в дом и бегом к воротам в деревню. По словам Дайкуро призрак в деревню через ворота въезжал, не скрываясь.
Ночь выдалась на удивление ясная, лунная, так что от ворот Момосуке вся дорога видна оказалась. Вьется между рисовых полей, неисхоженная, заметно, что ею люди давно не пользуются. И тишина вокруг - вся деревня как вымерла, за околицей ни птиц не слышно, ни цикад. Нигде такого Момосуке не видывал - не иначе как призрак все живое в округе разогнал. Сидел Момосуке час, два, уж час Мыши надвигается, а ничего не происходит. Начало его в сон клонить, как вдруг набежали на луну облака, вокруг потемнело, и показалось ему, что кто-то по дороге едет.
Присмотрелся он - и точно, скачет на черном коне самурай в богатых доспехах. Вот, дурак старик, подумал Момосуке, насочиняли сказок детей пугать, и верят в них. Небось, после войны сборщики налогов сюда не дошли, а сами крестьяне просто нос высунуть за ворота боятся.
Смотрит Момосуке, а самурай прямиком к деревне скачет. Собрался он было на дорогу выйти поприветствовать путника, да тут луна из-за облаков выглянула. И видит Момосуке, что у самурая головы-то нет! И конь под ним не простой - глаза как угли горят, из ноздрей дым валит, пасть полна зубов волчьих, а вместо копыт когти как у тигра. Так и застыл Момосуке у ворот, шагу ступить не может. Вот он какой, оказывается, местный призрак.
Подъехало чудовище к воротам и встало напротив Момосуке. Смотрит тот, а к седлу коня привязаны отрезанные головы, как у настоящего самурая после битвы. Взял призрак одну голову, поднял за волосы, а та сразу глаза открыла.
- Что тебе надо здесь, безумец? - прошипела отрезанная голова, едва открывая рот. - Уйди с дороги, пока сам головы не лишился.
Момосуке волю в кулак собрал и говорит:
- Э нет, господин призрак! Долго я брожу по дорогам Ниппон, всякое видел, но чтобы такое как здесь… Скажите, за что вы преследуете этих людей? Какое страшное преступление они совершили?
Момосуке еще в разговоре со стариком Дайкуро смекнул, что не простой призрак в этих краях завелся, а дзю-он, мстящий дух. Такие где попало не появляются. Похоже, три года назад жители деревни совершили что-то такое, отчего дух стоящего перед ним самурая до сих пор не упокоен. По уму плюнуть бы на них, неспроста призрак, значит, их мучает, да уж больно месть жуткая оказалась.
Рассмеялась отрезанная голова так, что все поджилки у Момосуке затряслись. А призрак повертел ее в руках, повесил на место и другую взял.
- Значит, хочешь знать, что совершили жители этой деревни? Так слушай. После битвы при Сэкигахара оттуда бежало множество самураев, выступавших на стороне Хидэёри. Многие из них были ранены...
- Ну, это вы мне, господин призрак, не рассказывайте, я и сам там был. А при чем тут жители деревни?
- А ты смелый, как я погляжу, - голова жутко оскалилась. - Так знай же, что жители этой деревни заманивали к себе беглецов, а потом отрезали им во сне головы и забирали их доспехи и оружие на продажу. И теперь души умерших требуют отмщения.
Призрак показал рукой на висящие у седла головы.
- Неужели ты считаешь, что эти крестьяне не заслуживают наказания?
Момосуке почесал рукой в затылке. Прав-то оно, конечно, призрак, прав. Но тут он снова вспомнил жмущуюся в угол Макико.
- Господин призрак, а не кажется ли вам, что родители уже достаточно наказаны? Так за что страдают их дети?
- А у погибших разве не было своих семей, а, Момосуке? - призрак наклонился к нему, и мертвая голова закачалась прямо перед носом самурая. - Разве не плакали их жены и дети, когда те не вернулись из битвы? И ведь они не в бою погибли, а были подло убиты кучкой крестьян-мародеров. Ты бы хотел умереть так, а Момосуке?
Голова снова жутко захохотала.
- Я вижу, ты здесь, чтобы остановить меня. Что ж, сегодня, благодаря твоей смелости, крестьяне будут спать спокойно. Но если завтра они не приведут Макико на это место, умрут все оставшиеся в живых.
- Господин призрак, позвольте, но неужели никак нельзя помочь невинной девушке? Если бы вы видели крестьян, то убедились бы, что их наказание и так страшнее всякой смерти! За эти три года они сполна расплатились за содеянное. Неужели надо лишать жизни последнего ребенка в деревне?
Взвился черный конь на дыбы, из пасти у него огонь повалил.
- За преступления, Момосуке, всегда отвечать положено. Кого кара за них на этом свете не настигнет, тот платить за них будет на том! - прогремел призрак. - А ты приходи завтра снова, посмотрим, какой ты смелый.
При этих словах небо снова затянуло тучами, и призрак исчез во вспышках молний.

На следующую ночь Момосуке вновь стоял у ворот. Рядом рыдала юная Макико. Как ни стенал отец, а крестьяне заставили его отдать дочь и отвели ее к воротам. Они бы и привязали девушку там, как предыдущих жертв призрака, да Момосуке вытащил меч и разогнал всех. Крестьяне пошипели, но разбрелись по домам. И правильно - куда девчонка денется? Из деревни сбежать нельзя, ни в один дом ее не пустят... А в то, что самурай ее своими мечами сможет защитить, никто не верил. Даже сам Момосуке.
А потому бродил он у ворот как зверь, не в силах придумать, как спасти девушку. Несчастная дважды пыталась сбежать от Дайкуро, который хотел спрятать дочь от односельчан. Она собиралась сама идти к воротам и ждать призрака, надеясь, что ее смерть спасет отца. Но старик не отпускал Макико от себя ни на шаг, пока не пришли крестьяне и не увели ее силой.
И вот снова по дороге прогрохотали когти призрачного коня, и перед воротами объявился безголовый призрак. Вскрикнула Макико при его виде и упала, лишившись чувств.
- Итак, Момосуке, я смотрю, ты действительно не испугался прийти сюда во второй раз, - прошипел призрак. - Что же ты хочешь от меня?
- Господин призрак, да тоже что и вчера - чтобы вы простили этих несчастных и оставили их в покое. Эти крестьяне достаточно настрадались за свои грехи.
Призрак рассмеялся.
- Значит, ты все еще жалеешь убийц? Смотри Момосуке, - призрак выхватил голову и протянул ее перед собой. - Узнаешь ее?
Момосуке в ужасе отшатнулся - в руке призрака болталась его собственная голова.
- Как же так? - прошептал он, схватившись за горло.
А призрак страшно преобразился, и в седле возникла укутанная во тьму гигантская фигура в чудовищных доспехах цвета засохшей крови. Каждая пластина на них была изукрашена извивающимися чудовищами, по содэ извивались змеи, а шлем-кабуто скалился человеческим черепом.
- Я - царь мертвых Эмма, Момосуке, - прогремел бывший призрак. - И с твоей помощью буду вершить суд над каждым из убийц, проживающих в этой деревне. Скажи мне, Момосуке, разве ты не помнишь, как эти негодяи лишили тебя жизни во сне, беспомощного и раненого? Это я позволил тебе остаться в мире живых и три года ходить по землям Ниппон, чтобы ты вернулся сюда и сказал мне - неужели ты до сих пор считаешь, что они достойны жалости?
Момосуке почувствовал, как у него сдавило горло, но нашел в себе силы ответить:
- О, великий царь Эмма, единственное, о чем я сейчас жалею, так это о том, что теперь мне нечего отдать взамен жизни Макико и ее односельчан.
Страшно поразился Эмма этим словам.
- Великий царь, - продолжил Момосуке. - Мой бывший господин Кимура Удзисато всегда говорил, что самурай не должен легкомысленно относиться к своей жизни и знать ей цену. Я не сумел отдать свою жизнь за него и с тех пор всегда относился к ней бережно. Глупо было бы потерять то, что так ценил мой господин, в драке с каким-нибудь деревенским задирой. Быть может мне плевать на крестьян, которые откупались от вас своими детьми, но мне жаль ни в чем не повинную Макико.
- Но почему тогда ты просишь прощения всем?
- Господин Эмма, Макико очень привязана к своему отцу. Если бы я мог спасти жизнь ей, но не мог бы спасти отцу, разве она не страдала бы от этого? Но даже если я бы мог спасти их обоих, то кому бы они стали нужны одни? Получается, что если я хочу помочь Макико, значит просить прощения надо всей деревне. Ведь они только лишь люди, подверженные слабостям. Когда им было хорошо, они жили как все. Когда началась война, самураи и асигару вытоптали все их посевы, забрали рис и скот, заставили голодать и бедствовать. Так как можно удивляться тому, что они убивали их потом исподтишка?
- Погоди-ка, Момосуке, - прервал самурая Эмма. - Не хочешь ли ты сказать, что на самом деле готов простить их?
- Великий царь, как я уже говорил, я сожалею лишь о том, что жизнь моя была потрачена впустую, и я не могу теперь предложить ее тебе взамен жизней этих людей.
Эмма погрузился в размышления.
- Не такого я ожидал, когда оставлял тебя в мире живых, Момосуке, - произнес наконец он. - Ты должен был стать последним судьей этих людей, ибо все остальные их жертвы - Эмма указал на висящие у седла головы, - прокляли их. Однако ты, как я посмотрю, оказался куда как более благороден. А потому я исполню твою просьбу и награжу тебя самого.
Разверзлась под ногами Эмма земля, и его конь со своим страшным грузом ступил в расщелину.
- Отныне, Момосуке, я снимаю проклятье с деревни. Передай ее жителям все, о чем я тебе говорил. Скажи им, чтобы помнили о том, что краток миг пребывания на земле, и, в конце концов, придет время предстать передо мной. Так что пусть постараются прожить оставшееся время так, чтобы мне не пришлось жалеть о том, что я простил их грехи.
- Благодарю вас, господин Эмма, - поклонился Момосуке. - Но как я передам им ваши слова, если мне пришло время спуститься в Страну Корней?
- Э нет, Момосуке, - остановил его Эмма. - За твое благородство я оставляю тебя среди живых. Ты проживешь ту жизнь, которую у тебя отняли, и лишь после этого вернешься ко мне.
Земля сомкнулась над Эмма, и дорога вновь стала ровной, как будто ничего не было.
А Момосуке остался стоять ни жив, ни мертв, не веря в свое счастье. Так он и простоял до рассвета, пока не пришла в себя Макико.

На следующий день Момосуке собрал все украденные у мертвых самураев вещи, взял с собой Макико и Дайкуро, и уехал в Эдо. Самурайское добро он вернул семьям погибших, за что получил в благодарность много денег и стал известен даже сёгуну. За такой благородный поступок тот простил ему участие битве при Сэкигахара на стороне Хидэёри и даровал должность в бакуфу. Момосуке и Макико поженились, и остались в Эдо. И никогда больше не возвращались в родную деревню Макико.